У сексуальной революции жестокое и жалкое лицо: дискриминация по половому признаку поддерживается на самом высоком уровне, а гомосексуальная ориентация - по-прежнему лакомый кусок для скандальной хроники. Только теперь, после мучительной смерти от СПИДа и мирового признания фигура художника предстает в героическом и даже жертвенном свете. Вокруг его имени слагаются мифы, а произведения украшают лучшие музеи, издаются, изучаются, продаются на аукционах. Смерть и творчество сексуал-революциоиера как в зеркале отразили центральные проблемы цивилизации, построенной на идее стыда. Проблемы Языка, Власти и Желания.
«Камера дает прекрасную возможность лгать. Если вам не нравится этот жест или выражение лицо - вы их не фотографируете. Так мы все и врем. Но в этом же заключается и моя персональная правда. Это - мой опыт, моя память. Предпочитаю приятные воспоминания»
Роберт Мепплторп «Интервью»
«Его палец на спусковом крючке, а глаза умоляют о любви»
К. Ларсон
Алексей Левитский
(редакционная версия материала не совпадает с позицией автора, оставляющего за собой право на дальнейшие публикации статьи в аутентичном варианте)
Поэт - фигура глубоко и безнадежно маргинальная. Магический кристалл, вбирающий своими гранями отраженный опыт предельных состоний. Искусства как чистой формы не существует. Есть только язык, принявший облик жизни.
«Функция дискурса действительно состоит не в том, чтобы внушить страх, стыд, зависть, впечатление и т.д. - но в том, чтобы помыслить немыслимое. То есть не оставить ничего за пределами слова, не оставить за миром ничего неизреченного». В самом процессе номинации - присваивании имени - уже скрыт сладостный ток обладания называемым предметом. Проговаривая проблему - не уподобляемся ли мы гурманам, с помощью языка получающим чувственное наслаждение от внематериальных, абстрактных сторон бытия?
Роберт Мепплторп родился в Нью-Йорке 4 ноября 1946 г. Окончил престижный «Пратт-инститьют» со степенью бакалавра искусств (1970). Он активный участник американского культурного андерграунда (порнографические и богохульные коллажи, ассамбляжи, «тотемические объекты», рельефы). Кроме того - перформансы и съемки «другого» кино, и одновременно - работы в области рекламы высокой моды», проекты мебели, издание ювелирных произведений. К фотографии приходит благодаря знакомству с Джоном Мак-Кедри, куратором отдела эстампов, графики и фотографии Metropolitan-Museum. С тех пор создает фотографические образы коммерческого (мода, реклама, портреты известных артистов, политиков, персонажей высшего света) и музейного звучания («портреты» цветов, детей, транссексуальных героев и просто шокирующие гомосексуальные сцены).
Его просторная квартира-студия на Манхаттене заполнена уникальными коллекциями стекла, мебели, картин и католических распятий. Как и многие художники своего круга, он хорошо знает действие наркотиков - «фотография - как «травка», переносишься в некое абстрактное место, и это прекрасно!». Дружит с Энди Уорхолом - «Я никогда не был с ним особенно близок, но неизменно возвращался к нему». В связях разборчив - «Про меня и моих натурщиков говорят и пишут всякие гадости. Среди них, и правда, попадаются неприятные личности. Но это ничего не значит: в павильоне я люблю их - как все, что фотографирую, а на улице могу не поздороваться».
Первая выставка («Поляроид», 1976) открывается в Metropolitan-Museum, с чего начинается триумфальное шествие Роберта Мепплторпа по «священным местам» современной культуры. За 13 лет он - участник 98 коллективных и экспозиционер 107 персональных выставок в 50 городах на 3 континентах, а также в Великобритании и Японии. Четыре тура за 6 лет (Австрия-Германия, Великобритания, Италия, США) по приглашениям престижнейших культурных обществ. Более 170 статей о его творчестве, цитирование в 12 фундаментальных трудах по истории и теории фотографии, 52 каталога наиболее крупных выставок, 21 книга фотографий - вот лишь некоторые признаки прижизненного внимания общества к творчеству художника.
«Его работы напоминают сразу все из фотографической классики: портреты Надара и Джулии Кэмерон, цветы и листья Имоджин Кэннингам, акты Эдварда Уэстона, абстрактные композиции Бломфельда и Мана Рея, черные акты Сесиля Битона и многое другое...» Не странно ли? Он создавал свой язык, складывая из кубиков культурных архетипов свои первые слова.
Лоуэлл Смит, 1981
Марта и Хэнк, 1982
Конец 60-х, молодежные бунты и любовь вместо войны. Штурм-унд-дранг сексуального радикализма и вырезки из порножурналов. Мепплторп использует их для своих коллажей - как элементы визуального словаря. Заимствование не удовлетворяет, и тогда он приобретает свою первую камеру.
Многочисленные критики отмечают два доминирующих элемента в языке Мепплторпа: провокационность и классичность. Каким-то непостижимым образом они слиты нераздельно и напоминают, по выражению Жанетт Кардон, действие средневековой иконы. Как по формальным (абстрактный фон, условные планы, центральная композиция, уравновешенность изображения, цитирование традиции), так и по содержательным характеристикам: обнажение сокровенного, сложный маршрут семантического адреса, активная обратная связь, игра культурных кодов. Но если в религиозной живописи знаковость изображаемых предметов отсылала зрителя к идее смирения, то иконы-симулякры Мепплторпа обнажают суть и смысл его «религии».
«Камера даст прекрасную возможность лгать. Если вам не нравится этот жест или выражение лица - вы их не фотографируете. Так мы все и врем. Но в этом же заключается и моя персональная правда. Это - мой опыт, моя память. Предпочитаю приятные воспоминания». Мепллторп формулирует стратегию восприятия впечатлений. Каждый из его снимков-свидетельств - не просто впечатление для зрителя. Это - событие, встреча и ощупывание адскими пальцами Желания. Но в основе - верование, поверье, Вера.
Цветы и нагие мужчины, эрегированные «петушки» и прямой взгляд в камеру (порностандарт) светских львиц, скульптурные мышцы атлетистки и демонстративные соития - все это откровенно предлагает себя. Фотографии Мепплторпа - каталог эксгибиционизма. Транслируя язык соблазнов окружающего мира на язык Желания, становящегося в момент разглдывания Обладанием, Мепплторп подчеркивает амбивалентность власти. Не только мы владеем вещами, но и вещи владеют своими хозяевами. Безупречная красота цветов, «потребляемая» зрителем, провоцирует на саморазоблачения. Портреты окументальны и в то же время лживы самой возможностью аранжирования. Истина и обман неразделимы, как отношения господства и подчинения.
Примитивные народы боятся фотокамеры. Она представляется им инструментом для магического манипулирования. И в самом деле: фотограф сдирает с вас вашу видимость в момент, произвольно (помимо вашей воли) выбранный. Затем он уносит ваше лицо в свою темную комнату и там, в адском и мистическом свете, манипулирует вашим образом до тех пор, пока не поместит в некий контекст, совершенно оторванный как от вашей личности и воли, так и от ваших экзистенциальных параметров. Он может перенести вас в любое место, сделать непохожим на самого себя, прекрасным или уродливым. А может и вовсе подменить другой видимостью другого человека. Он манипулирует вами как знаком, лишая вас семантической определенности.
По наблюдениям Ж.Батая, жертвенное животное, входя в круг для ритуального заклания, теряет свою плотскую, телесную сущность и растворяется в семантическом поле, становится буквицей, знаком в молитве божеству. Оно уже не существует -оно всего лишь изображает, символизирует свою предназначенность. В этой роли оно знакомо верующему на глубоко интимном уровне как атрибут его духовного опыта - он (верующий) обладает им (символом) и поклоняется ему. Садомазохистский канкан Желания пополам со страхом (смирением). Обладание в момент подчинения. Религия Господства.
Роберт Мепллторп ревностно молится Богу Власти, принося публичные жертвы людьми и цветами. Вводя своих натурщиков в ритуальный круг перед камерой, он «убивает» их ради поддержания жизни своего божества. «...Где же те стройные юноши и могучие мужчины, что так скоро и неизбежно превратятся в черные камни?..» (из поэтического вступления к «Black Book»).
«Эрос творит культуру в своей борьбе с инстинктом смерти» - утверждает Маркузе в книге «Эрос и цивилизация». В то же время, как отмечает Горерер, - снятие табу с сексуальной сферы в XX веке сопровождается сокрытием сферы смерти. Теперь оторванные руки или головы, гниющие внутренности или отбросы не менее порнографичны, чем, скажем, демонстрация групповой содомии в пресвитерианском храме.
В Великобритании вышел фотоальбом, посвященный анализу скрытой сексуальности эсэсовской униформы и нацистских регалий. В основе механизма подсознательной эротической «подзарядки» этих предметов - избранность, стильность, жестокость. Нацистские и гомосексуальные субкультуры сливаются с гостьей в белом саване в чувственном танце. Им необходимо бегство в иллюзорный мир героического опыта, братства, основанного на отказе от своей личности. Во имя господствующего над ними властелина.
Сьюзен Зонтаг: «Большинство людей ощущают в себе токи того чувства, которое обозначается термином «садо-мазохизм». Такие действия и фантазии распространены более всего среди гомосексуалов... Быть приличным, «цивилизованным» - значит быть отчужденным от варварского опыта господства и закабаления, который инсценируется садомазохистскими оргиями».
Фотографии-иконы Мепллторпа хранят на себе отсвет огней Геенны, где богохульство, варварство и жестокость, замешанные на тлении, породили пресловутое пугало «цивилизованного сознания».
Раннехристианская и иудаическая традиции трактуют Геенну как пустырь к югу от Иерусалима (долина Бен-Хином), где язычниками приносились жертвы детьми и животными. Здесь, у так называемых Солнечных ворот, царь Иудеи Иосия уничтожил в 662 г. до н.э. языческие жертвенники. Место было проклято и превращено в свалку для мусора и непогребенных трупов; там постоянно горели огни, уничтожавшие гниение. Глумление над плотью и верой в этом месте и стало, по-видимому, символом Адских мук, устрашающих живых святотатцев.
Адские территории на фотографиях Мепплторпа представляются современному зрителю чем-то вроде стеклянного небоскреба с кондиционированным и даже, возможно, озонированным воздухом - ярко освещенным электрическим пламенем и битком набитым грешащей плотью, разлагающейся на свой, буржуазный манер - от собственной ненасытности.
Времени здесь нет. Вернее - оно остановлено магией черно-белой эмульсии, вобравшей в себя серебряные и платиновые испарения, вымоченой при адском красном свете в едких растворах реактивов, и выставленной на всеобщее обозрение.
Перенаселенность и эксгибиционизм современной цивилизации соблазнов - основной лейтмотив этих свидетельств. «Личность убивает не меч, но пенис» (И.Бродский). Демографический взрыв и фаллократиские ценности выворачивают наизнанку, инвертируют пространство ценностей культурных. Цивилизация становится областью «транспаранса зла» (Ж.Бодрийар), где каждый сам себе вуайер и режиссер собственной видимости. Отныне - не «я есть, я существую», но - «я видим, смотри, смотри!». Объектив становится неким протезом, искусственным органом человечества, переживающего оргию дифферанса, потребления различий и оттенков сексуальных приманок.
Стержнем и основой, каркасом и иконой визуальных излишеств Мепллторп демонстрирует «петушок». Запретный плод, табу, тотемический обелиск- мужской детородный орган. «Мужской член и, например, цветок - равноизящны. Есть люди, которые не могут это признать. Для меня это очевидно...» Поставленные рядом многочисленные «портреты» цветов и фаллосов обнаруживают запрограммированность зрительского восприятия на эстетическую слепоту ради этической детерминированности. «Демонстрация таких фотографий в чопорной, сверхусловной среде музеев вызывает содрогание. Подает повод к внутпеннему конфликту. Но Мепплторп искусно пользуется своей «магией красивого» для разрушения ее же плодов - отвратительной, скаторогической образности» (J.Kardon)
Архетипичные в своей основе знаки-символы культурного и телесного потребления ставят пунктум, знак препинания в тексте-каталоге современных ценностей.
Элизабет Блонди (художественный редактор журнала «Винити Фэр»):
«То, что творится сейчас в Америке - терроризм посредственности. Допустим, Роберт создал образ пениса. Люди, критикующие искусство, но ничего в нем не понимающие, кричат - Мы не хотим, чтобы наши дети видели пенис! Но вопрос сегодня ставится так: хорошее это искусство или нет, а не - пенис это, или нет».
Итак, с одной стороны - диктатура фаллократии в сознании каждого члена социума, а с другой - репрессивный аппарат официальной культуры. Но в основе - мрачные демоны подсознания. «Роберт Мепплторп показал, что секс - последняя граница раскрепощения человека. Он безжалостно продемонстрировал мир по ту сторону дозволенного. Он сделал нечто для всех неожиданное: показал, что классицизм и эротика не противоречат друг другу, но являются полюсами одного опыта» (К.Ларсон). Именно так - опыта господства и подчинения.
«Портрет мужчины в полиэстеровом костюме» - икона социопсихологического раскрепощения сексуального пролетариата всех стран, объединяющая адские пространства культурных регламентаций. Название соответствует художественному тексту. Действительно - мужчина. Прилично одетый. Возмутитель общественного спокойствия, ось цивилизации - в полуэрегированном состоянии размещен прямо напротив глаз беззащитного зрителя. Рекламный прием «жесткой продажи» - «вот что вы получите за свои деньги!» - применен к запретному, сакрализованному символу. Притом черному и внушительных размеров. Сознание зрителя загнано в ловушку самоцензуры. Культура требует отвести взгляд от всесильного табу. Но вокруг - благопристойная буржуазность костюма-тройки, в самом центре которой нагло демонстрирует себя... И так далее.
По мнению Ролана Барта, Мепплторп сместил акцент при демонстрации гениталий с порнографической (запрещено обществом) - в эротическую (личное дело каждого) область. Так, «рассматривая каталог нижнего белья, покупатель не задерживается на прелестях натурщиц, занятый выбором из широкого ассортимента предложенных фасонов».
Основа западной цивилизации - безусловное господство мужских ценностей. Женщина - объект престижного потребления. Эксплуатация секса в обществе приобретателей - всего лишь стратегия социальной адаптации. «Потребность в обладании имеет одно... существенное основание, а именно - биологически заложенное в нас желание жить».
Жажда бессмертия принимала самые различные формы... В современной цивилизации она проявляет себя в двух аспектах - в стратегии обладания и опыте насилия. «Если я убиваю своего врага, то в самом действии-акте жертвоприношения моему Ужасу перед смертью проявляется моя иллюзорная власть над смертью и бессмертием». «Если же я обладаю вещами - а мое «Я» - это то, что я имею, - мне обеспечено бессмертие через бессмертие моих вещей».
Памятники и гробницы фараонов, недвижимость и юридические завещания... - стремление к известности, славе - не просто мирская суета. Оно имеет религиозное значение для тех, кто больше уже не верит в традиционный потусторонний мир. Это способ остаться в истории, что особенно заметно в среде политических лидеров и художников.
Поскольку все пропитано политикой (Делез), политика перестает существовать как таковая. Когда все сексуально, сексом не является уже ничто. Он теряет свою определенность, растворяется в кодах силы и красоты, исчезает, и наступает эпоха транссексуала, андрогина.
Жак Бодрийар так комментирует это превращение на примере Мадонны - секс-символа и симулякра новейшего времени: «Девственный плод аэробики и ледяной эстетики, лишенный всякого шарма и всякой чувственности мускулистый андроид, из которого именно поэтому сделали идола синтеза».
Роберт Мепллторп: «Работы Энди Уорхола действуют на меня на подсознательном уровне. Постоянно. Он говорил - искусством может бьпъ все, что угодно. Значит, я создаю искусство с помощью порнографии...»
Искусство, Власть и Желание сплетаются на его фотографиях в бесстыдном соитии. Перейдя демаркационную линию социально-сексуальных стандартов буржуазной культуры, Мепплгорп ступил на территорию абсолютно бессознательного. Он выступил со своей, еретической программой Ада и победил в борьбе за его индивидуальность.
Отныне коллективная безответственность сменяется выбором индивидуальных стратегий грехопадения, то есть - движения к свободе: «Критики и недруги Мепплторпа воюют не с его работами, а за укоренившуюся в обществе иллюзию, что кто-то имеет право решать за людей, что им смотреть - и не нарушает ли это моральные нормы?» (А.Юлман).
Последняя прижизненная книга Мепплторпа называется «The Perfect Moment», что можно перевести как «момент истины». В «Божественной комедии» Данте достаточно мгновения, чтобы определить (описать? сотворить?) своего очередного героя. Навсегда. Жизнь персонажей укладывается в несколько терцин. «Он бессознательно выбирает главный момент... Я был поражен умением.. представить момент как знак всей жизни. Герои живут в одном слове, в одном действии; это часть песни. Но она вечна. Они продолжают жить и возникают вновь и вновь в памяти и воображении людей».
...Свои первые шаги в искусстве и любви Мепплторп делал вместе с поэтессой и сценаристкой Патти Смит. «Мы делили крохотный номер в отеле, не пригодный для жилья». Затем они расстались, но духовная связь не прервалась. Роберт посвятил ей свои лучшие альбомы, Патти - свои стихи. Вот одно из них - в книге «The Perfect Moment» (1988):
Роберт Мепплторп умер от СПИДа 9 марта 1989 года в возрасте 42 лет.