«Fantomas exist! - утверждаем мы вслед за инспектором Жювом, - Fantomas - это и питерский репортер Н. («Маяковский с камерой»), и без нужды магнетическая Татьяна Миткова, и случайный автор «Клаксона» М.». Это он нервирует и шантажирует общество, раздувает пыльные тряпочки пустяков в разноцветные монгольфьеры сенсаций; не примечая слона, наводит кривые линзы сильных диоптрий на пустое место, покуда у нас не заболят глаза от цветного ореола. Заклинатель и кобра в одном лице, гаммельнский крысолов, крошка Цахес по прозвищу Циннобер (которому по злому волшебству приписывали таланты достойных людей, рядом с которыми он оказывался); лукавый Акоп Акопян, подставляющий нам засаленный детский калейдоскоп всякий раз, как нам придет охота оглядеться; Сусанин, навязывающийся в проводники и откланивающийся при погружении в болото. News maker'ы, имя им легион, породившие (по Мак Люэну) современный терроризм, они пародируют Творца, создавая уродливый мирок своего театра марионеток и нахально предлагая считать его Миром Божьим. Кажется, не сообщи Interfax, и солнце не взойдет. Шарманка анонимных эфирных голосов - увещевающих, запрещающих, высмеивающих - втягивает бессловесное и бесписьменное средневековое сословие как мясорубка, и мы не находим в себе сил Цинцинната, чтобы внятно произнести: «Я прошу три минуты - уйдите на это время или хотя бы замолчите».
"На "Радио Свобода" воцарились чудовищно похотливые отношения, и мировой эфир всем до фени"
Юлия фон Кизин
Юрий Церковский
«Mass media» - «всеобщий посредник», и в то же время -«медиана масс», «центр тяжести», «точка равновесия», «золотая середина». Однако посредник как огня избегает уравновешенности, сдержанности, объективности. Экстремизм - его кредо, «с миру по нитке» - творческий метод: из лоскутков он кроит цыганскую простыню, чтобы накинуть ее нам на голову - и удушить.
«Миллионы людей утром едут на работу, но это не ново», - пояснял Тэд Тернер. - «Новость - это автомобильная пробка или авария, помешавшая им добраться вовремя», A dog bites a man - рутина, a man bites a dog - в заголовках. Будем справедливы к CNN -они редко следуют девизу шефа. Таких репортажей, какие делает оператор CNN в 4 часа утра на молочной ферме в глуши Подмосковья и потом за чаем с дояркой, Останкино не породить. Но и CNN не может изжить театрализации жизненного потока. Как нарастало волнение в голосе московского корреспондента к вечеру 19 августа 1991 г., как настойчиво он намекал на возможные столкновения - и как был удовлетворен наутро, когда кровь заструилась, скрепляя авторитет The World News Leader. Десятки камер фиксировали стычку под Новоарбатским мостом, чтобы искаженные лица, сплющенные троллейбусы и выхлопы пламягасителей освежили у европейцев устоявшееся представление о таких традициях азиатской Московии, как удушение царей и утренники стрелецких казней. *
Особый экстремизм в интерпретации (фальсификации) картины мира свойственен вновь народившимся редакциям посткоммунистической России - зазубренным осколкам недавнего целого, разбившегося кривого информационного зеркала, которое смастерил злой тролль Суслов. Гласность, а затем рынок дали старт фантасмагорически быстрой дарвиновской эволюции прессы, еще вчера коллективного пропагандиста и агитатора. Вместо стройной армейской шеренги «к штыку приравнявших перо» обалдевшему реципиенту предстала гротескная шоу-группа, набранная в Сохо. Все твари Ноева ковчега бросились врассыпную в поисках норки, гнездышка или спасительной издательской пещеры. Журналистов (активных пособников госбезопасности) вдохновлял пример астрологов, сумевших быстро оформиться в уважаемую профессиональную группу. После чехарды мутаций и аккредитаций сам репортер уже с трудом вспоминает недавнюю барщину на отчетных собраниях в первичке. Однако перестроечный стресс оставил шрам в подсознании - выбор тем и стиль подачи стали откровенно невротическими: «Мы новые люди, у нас Новая Студия, нет у нас никакого прошлого, и не спрашивайте о нем».
Оставив литературе труд разбираться с т.н. «простым обычным средним человеком» (самим некогда к психоаналитику сходить), перья впились в маргинальную тематику, которая может присниться в silent majority только в страшном сне. Суициды, гомосеки, каннибалы, drug addicts, падающие и воздвигающиеся политические истуканы, - если нет мяса, похлебку новостей варят из одних специй. Издания Фредди Крюгера «Хочу», «Отрава» и «Ширево-навыворот» гордятся тиражами: Жириновский занятнее, чем Бурбулис, Лимонов - чем Валерий Попов и Мати Унт, душечка Чикатилло дает фору конвенциональным люберам, доказывая, что «монстр» и «демонстрировать» - слова однокоренные. Учитывая российскую специфику, даже «Reader's Digest» выходит здесь под шапкой «Reader's Ulcer», имея в штате трех профессионалов: это Pep Per, Master D. и Acetic A. Cid.
Новоявленных издателей можно понять. Не имея концепции издания, корреспондентской сети, проводя верстку у любовницы на кухне, - что еще они могут предложить, кроме коллажа из западного журнала сплетен, счастливо найденного в помойке «Savoy»? Жив ли сейчас директор Ивановского завода станков Кобаидзе, где открывший его «прораб перестройки» Коротич, где либеральный Бурлацкий, шеф «Литературки», почему нас разлюбила собака «Алиса», где десятки фирм, год назад на ваших страницах клявшиеся спасти Россию цивилизованным предпринимательством, - все это риторика. Перемены в России слишком велики и не родился еще тот Диккенс, Драйзер, Хейли, на худой конец. Нас выручает короткая память, посему - займемся же пустяками! Если уж поэзия должна быть глуповата, то репортерам и подавно следует оставаться детьми-шалунишками: озверевшие за день аграрные бароны, космические тузы и New Russians хорошо засыпают вечерком под нескончаемую руладу радио Фигаро или теле-Хлестакова.
Перезвоните, когда управитесь, а теперь ВНИМАНИЕ! Алла срезала 27 кг. жира, спела 26 песен и выглядит на 25 лет! Любовно пестуются «знаменитости на один день» - еще лучше, если они в Москве проездом: отстрелялись и забыли. Brodsky is a headache, да и интервью не даст - посему покатаем на саночках псевдокультурных вестников автора свинцово-унылых строф Убермана! Глядишь, и том его «Шариков накажет тень» начнут раскупать (?) И ведь раскупили, да по два экземпляра - для друзей-эмигрантов. Такую нетребовательную аудиторию грех не подоить.
И доят. Если нет знаменитостей, мы сами ими будем, разумно решают вчерашние звукооператоры и монтажеры, создавая студию «под себя». Новости излишни, - «я и есть Главная Новость», считает диктор. Продаются оптом: модуляции голоса, музыкальные пристрастия, круг знакомых, акцент, сленг - наконец, маленький, но свой жизненный опыт, хорошо настоявшийся за долгие годы сидения на технических должностях. Скорее, торопятся засидевшиеся в девках на «Маяке» и «Юности»: кто успел, тот первый в России и уже «старейший».
«Запоминайте нас, привыкайте к нашим голосам. Самое незабываемое в нашем ресторане - обсуждение карточки меню с официантом. Жарка-готовка - не наш стиль, это пустые хлопоты. Заходите еще, вы о нас не все узнали, мы столько лет не могли встретиться в прямом эфире, -аппелирует к микрофону сорокалетний мальчик, - у меня столько впечатлений накопилось - от редакционного буфета, вида из окна на Смоленскую площадь, новых духов машинистки, газету, кстати, купил утром...»
Кокетство радиозубра: «В эфире работала БРИГАДА», -выдает зубы съевший комментатор (мол вы чо, мужики, мы как все, труд журналиста коллективен и обезличен, у нас свои бригады, сметчики и нормы выработки). А из троянского коня БРИГАДЫ, толкаясь, горохом рассыпаются незабываемые имена-отчества мастеров телефакса: «Вел передачу диктор Басурманов, за режиссерским пультом Эпштейн, звукооператор Хабибуллин». Можно подумать, что запасная тройка Супостатов-Горелик-Рахманкулов расскажет что-то иное. Есть одна у зрителя мечта: чтобы «говорящие головы» в кинескопе надевали одну на всех резиновую маску - хоть того же Фантомаса, а то в глазах рябит: сколько там разного народу. Пока сателлиты, гудящие трансмиттеры, ажурные антенны знакомят нас не с жизнью планеты, а с макияжем и укладкой ведущей.
Понимал ли Маркони, посылая первую электромагнитную судорогу, что голоса свободного эфира, эти ловцы человеков, апеллируют к первобытному в слушателе и претендуют на вакантное место высшей силы? Денно и нощно мешаясь с радиошумом, нас зовут, магнетизируют сирены.
Как напугал Орсон Уэллс американцев постановкой «Войны миров»! Имитируя индивидуальность, диктор смягчает анонимность информационного потока и выступает антропоморфным пресс-секретарем заоблачного Демиурга. Затем пришедший к нам с микрофоном от него и гибнет (момент единоборства с аппаратурой запечатлен в песне капитана Жеглова). Отдавая ретрансляционной сети свою уникальность, выпускник журфака выпускает на волю худшие авторитарные замашки. Ученик чародея мнит себя волшебником, оживляющим хромированным паркером людей, события, результаты первенства Уэлcьа по дартс; он извлекает из небытия даты, скорость ветра, влажнось возлуха стоимость галлона бензина. Генералы индустрии послушно мимикрируют под студийный реквизит в покорном ожидадании, пока нарцисс-ведущий позволит им произнести заготовленную реплику.
"Кто это наш загоадочный гость?" - умиляется дебелая теле-хозяйка, извлекая из-под новогодней елки взъерошенного и растерянного бизнесмена (он вложил все деньги в своеобразную презентацию и положительно онемел в эту секунду). Нет, это не зайчик серенький, это Ларикс, и знаете почему? ЛАРИКС - ПОТОМУ ЧТО РОССИЯНЕ ДОЛЖНЫ ПРЕУСПЕВАТЬ!
Люди свободных профессий, «страшно далекие» от повседневной жизни большинства, этого «исторического чернозема», не оставляющего посла себя ни мемуаров, ни заметок в энциклопедиях - ничего, кроме поздравительных открыток ко Дню Победы, сумели хорошо устроиться в гулком храме советской идеологии. Вытесненные из той жизни, где арматура, трубы, скреперы и карьеры, гуманитарии торжествовали на престижных московских делянках. Профессиональные цеха всех гильдий обзавелись в Москве своими Домами (жаль, не устели достроить небоскребы Академии общественных наук); технократам же достался один на всех Дом ученых. Ну нет таких профессий - ботаник, программист, геолог, не числится за ними право на корпоративные объединения и речь от первого лица. Сидите смирно: когда будет ваша очередь, мы пришлем корреспондента. Он разберется.
Генетический гуманитарий, журналист принужден прикидываться, что ему интересны причины срыва капремонта третьей домны Никопольского комбината ферросплавов - или сочинять «Сагу о коленвале» ради знакомства с королем подержанных иномарок. «Две нации» Сноу контактируют через парламентария, перебежчика. «Сидор Пафнутьич, а как у Вас обстоят дела с запчастями для комбайнов?» - пританцовывает вокруг мордовского бога - председателя колхоза замерзающий обозреватель, грезящий об уюте THE IRISH HOUSE.
Указом Петра I племя щелкоперов учреждалось по европейским образцам и Европы ради; западники поневоле, атлантисты по профессии, в хорошо сохранившемся азиатском environment России они оказываются на положении инородцев (это остро чувствуют почвенники Анпилова, осаждавшие Останкино аки град Давидов). Вот и множатся униженные и оскорбленные по тесным кабинетам редакций, прорываются затравленно-ненавидящий взгляд и интонация.
Мы слышали, что там мрут с голоду сотни черных людей, но в старом дедушкином атласе на этом месте расплылось чернильное пятно. И вообще, до всего этого так далеко, как до Луны и дальше, и потому умолкают самые разговорчивые - о чем тут говорить? Пусть о смерти пишет Алексиевич. То ли дело - скандал вокруг дома актеров: «наш родной дом, мы за ценой не постоим, президента подставили». Круглый стол: ведущие Кукушка и Петух. Это интеллигентно, это либерально, это тонко, это надо почувствовать... «Я была так счастлива работать с этим режиссером, эта роль дала мне так много, в труппе такой дух единения, а зритель так тепло встретил», - нежная гуманистическая подлива к жилистому мясу повседневности. В конце концов, это безобидно, это всего лишь наши маленькие амбмции, наш демимонд, это блеклая расцветка наших крылышек на краткий миг попала в лучик света... Спите спокойно, далекие незнакомые худые негры Сомали: то, что вы не доели, - мы доедим, дочувствуем, доживем...
Неосознанное предчувствие близкого распада (накрылось же близкое по манере SNC) придает пикантную нервозность ведущим независимой радиостанции «Эго Москвы», когда они пытаются заполнить время между выпусками новостей. Сделав имя на освещении событий вокруг Белого Дома в дни ГКЧП, они завоевали домохозяек интимной, импровизационной стилистикой, резко заявленными вкусовыми пристрастиями, ставкой на подчеркнутую индивидуальность сотрудников. Внезапные шутливые перепалки, оживляющие рутину сценария, интонации прямой речи с ее паузами и повторами создали притягательную иллюзию если не замочной скважины, то стеклянной стенки, за которой - живые голоса и почти лица интеллигентов, узнаваемые словечки, настроения, привычки. Это новое одностороннее знакомство кажется удобным тем, что ничего не требует от слушателя; однако скоро вы понимаете, что душевная открытость здесь граничит с истерией, а речевой эксгибиционизм эгоцентричен и агрессивен.
«Мы слишком долго были на вторых ролях, дайте нам выговориться, заявить о себе, а вас мы знать не хотим», -прочитывается в многочасовых псевдодружеских non-stop речевках. Умелая имитация доверительной беседы провоцирует у слушателя, воспитанного на бесконечных, заполночь, задушевных разговорах обо всем, нарастающее желание высказаться в ответ; но «торг здесь неуместен», и вам крутят динаму- фрустраиця обеспечена. Таковы жесткие законы peep-show.
«Здравствуйте, наши слушатели и поклонники», - этой двусмысленной фразой диктор умело записывает случайную аудиторию в армию фанатов. Затем - разбор газет. майор МВД пишет, что пресса слишком внимательна к сексуальным меньшинствам. Следует резкая отповедь эгожурналистки: «Во-первых, ничего подобного, вовсе не слишком внимательна, а во-вторых, не майору милиции об этом судить!» (конечно, гомики - это наше все, они нам близки и понятны, а менты - лимита тупая). Получасовая пауза, идущая под названием «увлекательная телефонная игра», удивительна по своей идее - хихикающий дуэт, минуту назад уверявший, что любит Шнитке, изводит случайных горожан высоколобым вопросом вроде: «Как называется должность Гайдара?» или «На какой частоте мы будем вещать в следующем году?». Аморальность затеи в том, что никогда не спросят сперва человека: «Не прервали ли мы Ваших занятий, не нарушили ли Вашего privacy, желаете ли Вы с нами побеседовать?», а сразу бесцеремонно предлагают деньги, если присоединяешься к пустейшей затее - высокого же они мнения о достоинстве москвичей; а ну как им на студию пойдут звонки с дурацкими вопросами и посулами приза? Дешевый способ завоевать популярность, заимствованный у службы вещания закусочной «McDonald's», плохо вяжется с претензиями на интеллектуальность.
Решением прокурора Железногвардейского района умники с Никольской наказаны: один дань в неделю вся редакция, привязанная к стульям и с отключенным микрофоном, приговаривается к прослушиванию контр-передачи «За оборону Москвы», подготовленной группой возмущенных патриотов: придется и по телефону в угадайку играть - в нашу, русскую, угадайку!
Обозреватель Ч. готов, кажется, голую ж... показать слушателям, чтобы зарубили себе на носу: «Я всегда делал только то, что мне нравилось»! Его миссия в Осетию с примеркой шинели показала, что enfant-terribleй ценят только в первопрестольной, зато как ценят! Звание директора интеллектуальной собственности России придало Ч. уверенности, достаточной для исполнения роли разменной пешки, приносимой в жертву в споре двух властей.
Выпускница ГИТИС Л. ежедневно бросается на амбразуру умирать за вполне засохший общественный аппендикс: беспардонность, заносчивость, безапелляционность ее горячечных монологов (к диалогу неспособна) заставляет побаиваться, что скоро начнешь избегать театр только потому, что он напоминает о Л. Наэлектризованная личными проблемами, взвинченно признающаяся в антипатиях и симпатиях, Л. - живая метафора mass-media России 93 года.
Самодеятельная певица Б. любезничает с коллегами по занятиям акустической гитарой в престижной шкале «Три аккорда»: «Друзья, вы же не принадлежите себе, семье, вас же постоянно отрывают звонками по телефону, вас требуют поклонники, - как, скажите, как, требуют поклонники, звучит третья строфа семнадцатой песни? - я вам не слишком льщу?» - «Нет, не слишком» - «Знанит, в меру?» - сюсюкающий тон, нетребовательность, умиленность пустяками - общие черты исповедальной, личностной манеры новой журналистики, всерьез намеревающейся приватизировать средства коммуникации, превратив их в источники благой вести о самой себе.
Из ниоткуда явившийся в Москву («инкогнито из Петербурга»), чтобы скоро кануть в никуда, интервьюер Г. осведомлен о своих недостатках, но надеется на поговорку «С кем поведешься - от того и наберешься» и старается заводить дружбу с людьми именитыми и в его дружбе не нуждающимися. Нахрапистость, агрессивность, неуместный гонор, повышенные децибелы - такова манера Г., призванная скрыть интеллектуальную бесплодность и растерянность, понятную в иногороднем. Чтобы добиться прописки, он метил выше - и попал: в нем и вправду воплотилось Эго Москвы (как когда-то кепка Политковскому, ему весьма помогла т.н. «шапочка» - нейлоновое кепи, выгодно изменившее пропорции жирного лица). Именно в этом - весьма задержавшемся на старте, лысом, с брюшком, заставившем говорить о себе talk-man'e с горящими глазами и национальным обаянием - нам видятся родовые черты Москвы - молодящейся, жадной до удовольствий и нечистоплотной в их получении, эгоцентричной, шумно и много обещающей (не имея ничего за душой), упоенной собой и приглашающей других разделить эту беспричинную радость.
Люди второй молодости, пытающиеся утвердиться в общественном сознании только с помощью длинного языка (Брежнев и Горбачев - чемпионы эгоцентризма - могут лишь облизываться на такое круглосуточное царствование в эфире), не имеющие традиционных свидетельств зрелой личности (печатные работы требуют одиночества и молчаливой сосредоточенности), распевающие «Не Карауловы, не Немзеры мы!», эти четверо смелых созидателей новой радиоманеры - различные ипостаси мятущейся электронной прессы, невротического гуманитарного сознания, ищущего себя вместе с новой Россией.