Публикуемые мемуары Пола Вильямса декорированы фотоработами Линды Истмен (в дальнейшем - Маккартни), начинавшей свою рок-н-ролльную карьеру в качестве штатного фотографа Crawdaddy!.

Back to BASIS:

КРАТКАЯ ИСТОРИЯ CRAWDADDY!

(специально для журнала Pinoller)

Итак, осень 1993, утро, и я, закуривая немного травки в своей трубке, держу в руках спички с надписью Pinoller, которые Александр подарил мне в Германии. В моих наушниках звучит последний альбом Боба Дилана, и я пытаюсь вспомнить то время, почти 28 лет назад - январь 1966 года. Тогда мои скука и одиночество (мне было 17 лет, я только что поступил в колледж) неожиданно вылились в первый номер первого американского рок-н-ролльного журнала - Crawdaddy!

В те древние времена американское общество захлестнула невероятно современная и возбуждающая музыка. Все, кого Я знал, слушали ее и говорили о ней, но никто о ней не писал. Музыка называлась рок-н-ролл, такой вариант поп-музыки, которая существовала уже более 10 лет, но вдруг оказалась настоящим новым жанром, достойным сравнения с джазом или фолк-музыкой. Эта новая музыка, которую каждый месяц выпускали Rolling Stones, Bob Dylan, The Beatles, The Kinks, The Who, The Byrds, The Beau Brummels, Simon & Garfunkel. The Yardbirds, Beach Boys была настолько удивительна, что я захотел разделить с кем-то свой восторг. Так я и начал делать этот журнал.

Собственно говоря, у меня имелся веский повод настолько сойти с ума, чтобы всерьез поверить, что я действительно смогу сам выпускать журнал.Я был молод и поэтому очень любил научную фантастику. И я, конечно, наткнулся на целый заповедный мир любительских научно-фантастических журналов, которые выпускались тогда тиражами от 50 до 200 копий фанатами этого жанра для других таких же фанатов и психов. Я выпустил свой первый научно-фантастический (science fiction) fanzine * весной 1962 года. Всего я выпустил 4 номера и даже собирал материал для пятого, но так его и не закончил.

Любой самиздатовский редактор знает: самое главное, что ему нужно - это «пример для подражания» и какая-нибудь машинка, на которой можно печатать. Кроме science fiction fanzine, другими примерами для меня стали журналы о фолк-музыке, которые выходили в 1965 г.: «Sing Out!» и «Broadside», а в особенности «Boston Broadside» - еженедельник, писавший о фолк-событиях в наших краях. Это был живой, веселый и умный журнал, который каждый раз заставлял меня чувствовать себя причастным к чему-то интересному, интригующему.Я, кстати, написал как-то колонку для другого фолк- журнала, непочтительно названного «Folkin' Around», который выпускал еще один бывший издатель science fiction (второй в истории США рок-н-ролльный журнал - «Mojo Navigator» из Сан-Франциско - тоже издавал бывший любитель научной фантастики, равно как и величайший в Америке сатирический бюллетень «The Realist», принесший в прессу начала 60-х такой же скандальный дух веселой шокирующей свежести, какой в свое время выносил на сцену Ленни Брюс. Здесь, к слову, можно увидеть важную связь между битниками 50-х гг. и андерграундной контркультурной прессой второй половины 60-х).

Что же касается способа печати, то первые выпуски Crawdaddy! - так же, как и последние выпуски моего SFфанзина «Within» были напечатаны на мимеографе. Это более-менее мобильное и недорогое печатное устройство, изобретенное Эдисоном - в нем используется бумажный или тканевый трафарет, а также патефонная игла или пишущая машинка без ленты. Чернила заполняют прорези и делают оттиск на листе бумаги - в то время как трафарет и бумага прокатываются между двумя валиками. Для маленьких тиражей (10-100 копий) этот своеобразный печатный процесс значил примерно то же, что в наше время - ксерокс. Офсетная печать предполагает большие по размеру (да и по стоимости) станки. Одна из наиболее часто цитируемых фраз в современной американской журналистике принадлежит А.Д.Либлингу: «Свобода прессы принадлежит тому, кто ей владеет». Поэтому дешевое печатное оборудование- это настоящая революционная сила, которая сформировала и продолжает формировать современную мировую культуру.

Мои русские читатели, я думаю, гораздо лучше понимают это, нежели большинство моих американских друзей. Открытое давление со стороны властей может парадоксально дать очень сильный творческий импульс независимым издателям (хотя это одновременно и ставит их жизни в опасность - во многих странах современного мира).

С другой стороны - скрытое давление в музыкальной индустрии - очень важная и сложная тема. Обычно оно разным образом направлено на многочисленные американские рок-фанзины, которые связаны с «инди»-движением в рок-н-ролле - маленькими независимыми студиями звукозаписи, противостоящими корпоративным музыкальным торговцам (хотя многие «инди» - группы и музыканты заключили в последнее время крайне выгодные сделки с мега-корпоративными фирмами). Crawdaddy! на раннем этапе тоже был альтернативной прессой, но его «альтернативность» носила скорее культурный, чем политический характер. Я до сих пор верю - несмотря на то, что мы тогда не использовали ситуацию в молодежной культуре - что люди одного возраста и одинаковых интересов все-таки скорее будут общаться на языке наших собственных ценностей - нежели на языке ценностей, навязываемых нам существующей культурой.

Это чувство «культурной оппозиционности» Crawdaddy! было с моей стороны чисто интуитивным, но на нем, пожалуй, основывалось все мое представление о смысле журнала. Он должен был рассказывать правду об ощущениях одного человека и как-то передавать их другому - так, чтобы тот в результате оказался более уверен в правильности своих собственных ценностей.

Когда мы начали издавать Crawdaddy!, рок-музыка еще не была такой независимой. Это была чисто коммерческая форма - по сути дела, поп-музыка - несмотря на свои ассоциации с блюзом (Rolling Stones) и фолком (Боб Дилан). Однако она уже начинала заявлять свои претензии или, если хотите, постепенно осознавать себя как форму искусства (я не имею в виду, что Бадди Холли не осознавал себя художником, но он,естественно, считал, что работает в чисто коммерческих условиях. Позже самоощущение музыкантов стало меняться). Новая музыка развивалась в прямой зависимости от того, как хорошо она продавалась (сколько приносила денег, сколько «супердемократичных» голосов выступало в ее поддержку) - с некоторым вниманием, конечно, к «симпатичности» артистов.

Теперь я скорее жалею о том, что рок-н-ролл стал слишком много рефлексировать на тему своего смысла, неизбежно теряя свою бессознательную прелесть, но в то время я больше жалел о том, что никто не воспринимает его всерьез - несмотря на то, что для моих ушей эта музыка так же была полна разума и духовности, как классика, фолк или джаз. Так что мы решили заставить людей задуматься, вчувствоваться. Это было чертовски интересно: открывать что-то совершенно новое с помощью своих статей и тех журналистов, художников, фотографов и редакторов, которые помогали моему журналу. Никто из нас раньше не делал ничего подобного, так что мы могли создавать свои собственные правила. И, конечно, было очень здорово просто существовать в мире рок-н-ролла. Я знакомился с интересными людьми, ходил на превосходные концерты, участвовал в нескольких блестящих акциях и, конечно, слушал огромное количество хорошей, настоящей музыки.

Первый номер Crawdaddy! был сделан в Нью-Йорке. Я добрался туда автостопом из Филадельфии, в перерыве между первым и вторым семестрами в колледже. Я бегал по различным компаниям звукозаписи, выпросил там копии записей и написал короткие рецензии на 18 синглов (The Paul Butterfield Blues Band, The Byrds, The Moody Blues, The Righteous Brouthers и даже Том Джонс среди всех прочих) и один альбом («Sound of Silence» Саймона и Гарфанкла), а также программную передовицу о наших целях, которая называлась «Уйди с моего облака». Мой друг Тед Райт в Бруклине сделал 500 копий на желтой шероховатой бумаге. Номер состоял из 10 страниц стандартного машинописного формата плюс три скрепочки с левой стороны. Обложка, как и весь журнал, была напечатана на машинке: слово Crawdaddy! в верхнем левом углу, много пустого места и в правом нижнем углу - цитата из песни одной английской рок-группы: в ней говорилось о том, что в Америке - как и в Англии - нет музыкальной литературы, есть только деловые журналы по промышленности, да журнальчики с картинками для развлечения молоденьких девочек.

Справа вверху Джерри Гарсия и Боб Уэйр ("Grateful Dead") Live in Central Park (вместе с "Jefferson Airplane"), октябрь 66 - сильнодействующие наркотики (типа LSD) уже официально запрещены.

Номер был датирован 7 февраля 1966 г., а напечатали мы его на восемь дней раньше. Я послал копии компаниям звукозаписи, радиостанциям, своим друзьям и получил несколько ободряющих отзывов. Было особенно приятно, когда мне в общежитие позвонил Пол Саймон и сказал, что ему очень понравились и рецензия, и сам журнал (я думаю, что он сказал так просто потому, что впервые их музыка вообще была принята кем-то всерьез, что впервые о ней написал кто-то, кто понимал ее в принципе).

Я выпустил второй номер через неделю, когда вернулся в колледж. На этот раз на белой бумаге; обложка была нарисована от руки, но мимеография, которую сделал мой приятель-студент оказалась, увы, не самая аккуратная. Но это был похожий выпуск, представлявший рецензии на второй альбом Hollies, критику нового альбома Fours Seasons и другие рецензии на синглы. Некоторые из них написал мой друг из колледжа, второй после меня человек, который начал писать для Crawdaddy!

Третий номер появился только через шесть недель. Он был напечатан офсетным способом (21 страница, последний лист - пустой) и включал рассказ (перепечатанный со вкладыша в альбом) композитора, певца и писателя Richard'a Farina, который умер через месяц после появления номера. Я, кстати, бросил колледж после того, как меня арестовали в аэропорту, когда я пытался на попутном самолете добраться на его похороны в Калифорнии, но это другая история. Сам этот номер продавался в нескольких книжных магазинах и газетных киосках в Бостоне и Нью-Йорке. Я также собрал немного подписчиков с помощью рекламы в фолк-журнале «Sing Out!», который великодушно напечатал ее в обмен на рекламу в Crawdaddy! Но в большинстве своем отклики на новый выпуск были рассеянными и разочаровывающими. Судя по всему, этот номер стал бы последним - если бы не мой восторг от нового альбома Боба Дилана «Blonde on Blonde».

Я написал большой рассказ-рецензию «Понимая Дилана» и добавил к этому статью, которая называлась «Некоторые впечатления от рок-гитары 60-х», написанную гитаристом филадельфийской группы The Candymen, а также рецензии - его, мои и еще одного нашего друга на новые альбомы Rolling Stones, The Lovin' Spoonful, The Mamas and Papas, The Blues Project и Love. Саймон и Гарфанкл в качестве поддержки дали мне написать биографический пресс-релиз, и я потратил 100 долларов, чтобы купить бумаги для мимеографа и поместить на обложку фото Дилана, украденное из рекламы в журнале по торговле. Опять 21 страница, те же три скрепки слева, но секрет успеха, естественно, был в той самой фотографии Дилана на обложке. Как только номер вышел - в конце июля (прошло четыре месяца после первого выпуска) - я с парой друзей поехал на фестиваль фолк-музыки в Ньюпорте, и мы ходили там, продавая журнал по 25 центов за штуку. Мы продали более 400 экземпляров - это была большая удача. Там же я встретился с владельцем нью-йоркской компании Электра Рекордз, который купил целую страницу рекламы в следующем номере.

Дилан позвонил мне в феврале - после того, как прочитал первые два номера Crawdaddy! и пригласил меня поговорить с ним перед его концертом в Филадельфии. Я думаю, сама идея рок-н-ролльного журнала (он был хорошо знаком с миром фолк-журналов),даещеи 17-летний редактор порядком его заинтриговали. Он был очень дружелюбен, а я, естественно, взволнован и весьма воодушевлен этим разговором.

Пятый номер все еще выглядел по-любительски,с заголовками, написанными от руки. На обложке был блюзовый певец Хаулин Вулф, но ее, тем не менее, украшал тот же девиз, который мы использовали еще во втором номере: «Журнал рок-н-ролла». В номер вошли интервью с Вулфом и Эриком Бердоном из Animals и рецензии на новые альбомы The Веatles (Revolver), The Temptations, The Byrds, Tim Hardin, Mitch Ryder & the Detroit Wheels и другие. Несколько рецензий было написано Джоном Ландау, клерком из музыкального магазина в Бостоне, который в дальнейшем стал одним из наиболее известных рок-критиков (после полутора лет работы в Crawdaddy! он начал писать для «Роллинг Стоун» и в конце концов стал менеджером Брюса Спрингстина). Вэтом номере впервые появилась колонка новостей и сплетен, названная: «Что происходит».

В шестом номере, который вышел в ноябре 1966 г. на обложке был Донован, а передовая статья (ее написал Джин Скулатти) рассказывалао рок-новостях из Сан-Франциско: о танцевальных залах, световых шоу и группах Jefferson Airplane, Country Joe & The Fish, Big Brother & the Holding Company, The Grateful Dead. Седьмой номер был первым, выпущенным в настоящей обложке (с внутренними скрепками) и первым, который, помимо восточного побережья, распространялся еще и в Калифорнии. Колонка новостей рассказывала о потрясающей новой группе, называвшейся The Doors. В восьмом номере появились фотографии внутри журнала, а девятый был отмечен появлением штатного фотографа - Линды Истмен. Фото Пола Маккартни на обложке 11-го номера - поразительная память о первой встрече Линды с ее будущим мужем.

Осенью 1967 года, более чем полтора года спустя после появления Crawdaddy! Дженн Веннер опубликовал первый номер нового рок-музыкального журнала, названного «Роллинг Стоун». Он был сделан в газетном формате и напечатан на газетной бумаге, сложенной пополам. Рок-н-ролл в течение последнего года привлекал все больше и больше внимания национальной прессы, и интуиция Веннера как бизнесмена и редактора была великолепна. «Роллинг Стоун» был обеспечен такими новостями и журналистами, которые быстро привлекли внимание гораздо большее, чем Crawdaddy! Сам Crawdaddy! моментально оказался в одной компании с андерграундными газетами, контркультурой рок-музыки, политическими акциями против истеблишмента, психоделиками, жизнью в коммунах и вообще новыми ценностями (уйди от общества, делай что-то свое). «Роллинг Стоун» сразу поставил себя на полпути между андерграундными газетами (например, Los Angeles Free Press, The Berkeley Barb, The East Village Other) и влиятельными журналами - такими как Time и Newsweek. Это обещало большой успех. Я в то время был настоящим хиппи и поэтому не чувствовал себя конкурентом «Роллинг Стоун». Мы работали в одной и той же теме, но с разными целями. Crawdaddy! был для меня, во-первых, интересной авантюрой (мне было всего 20 лет, когда я ушел оттуда, проработав 3 года редактором и издателем), а во-вторых, какой-то борьбой. К лету 1968 года борьба закончилась. Люди не только принимали рок-музыку серьезно, они принимали ее слишком серьезно. Они не просто говорили о рок-музыке, они слишком много о ней говорили - и к тому же совсем не в том духе откровенного общения между людьми, который я представлял себе, когда начинал свой журнал. Я хотел общения между автором и читателем, влюбленными в одну и ту же музыку. Но, естественно, публика хотела рассказов о звездах, а люди бизнеса хотели продавать больше пластинок. К этому, в общем, и свелась вся рок-журналистика в то время.

Когда я ушел из журнала в 1968 году, это произошло отчасти из-за того, что борьба была закончена (а с ней - и самые волнующие времена рок-н-ролла, когда он искал свое лицо в полной неизвестности, новые пути и новые открытия), отчасти из-за того, что я устал от денежных вопросов (тираж вырос до 25000, гораздо меньше, чем у «Роллинг Стоун» и недостаточно, чтобы платить по счетам, но все же слишком много читателей, перед которыми надо отвечать) и, наконец, просто потому, что я устал жить в Нью-Йорке. Я уехал в хижину в лесах Мендочино, в тихой северной Калифорнии, рядом с океаном, а Crawdaddy! выходил в разных вариантах, с разными редакторами - вплоть до 1979 года.

Музыкальный бизнес, и особенно в рок-музыке, продолжал расти, росло и число людей, работающих или как «рок-журналисты» для рок-журналов и местных газет, или как агенты по рекламе для фирм звукозаписи, обслуживающих (точнее, обрабатывающих) рок-критиков и т.д. Все очень обыкновенно и скучно. Радость тех дней, когда начинался Crawdaddy! была в том, что для нас не было никаких указателей, не было протоптанных дорожек, и мы были свободны искать свой собственный путь. Все это исчезло, когда силы коммерции пришли нам на смену.

Завершение этой истории в том, что Crawdaddy! вернулся, через 14 лет после выхода последнего номера. Я начал его выпускать снова как личный бюллетень в январе 1993 года - в том же формате и с той же целью, что и те, первые выпуски 1966г. Белая бумага, скрепки по бокам, 14 страниц, очень много текста (и гравированные иллюстрации вместо фотографий, вырезанные Донной Нассар на больших ластиках), длинные прочувствованные рецензии-очерки о новых записях, написанные для того, чтобы найти общую почву между моей и вашей жизнью. На этот раз журнал набран на компьютере, а не на пишущей машинке, и размножается на ксероксе, который сейчас продается во всех магазинах США, да и в большинстве стран мира, наверное. Записи, о которых мы пишем, это теперь компакт-диски, а уже не винил, но в каком-то смысле мало что изменилось. Crawdaddy! в свое время превратился в коммерческий журнал, но он начинался как fanzine и может претендовать на роль первого рок-фанзина в США - так же, как и на роль первого рок-журнала в мире. Сейчас это снова типичный fanzine - хотя я и надеюсь когда-нибудь иметь несколько тысяч читателей. Сейчас у меня около 600 подписчиков, третий номер, посвященный Beach Boys, только-только появился. Предыдущие два рассказывали о R.E.M., Дилане, Arrested Development и Pearl Jam - в серьезных и глубоких очерках, которые отличаются по объему и выразительности от большинства публикаций в американской рок-печати.

Я все еще люблю музыку и люблю писать о музыке - поэтому я снова издаю этот журнал. Большинство материалов я пишу сам и собираюсь продолжать в том же духе. Никакой рекламы. Никакой борьбы на этот раз, кроме одного неизменного принципа, которому мы всегда будем следовать: стараться быть честным с самим собой, выражать свои чувства искренне и от всей души. В данном случае - писать что-то такое, что будет так же живо, независимо, откровенно и, я надеюсь, так же полно энергии, как все лучшее из мира музыки. Это очень сложная задача. А что касается меня, то это было бы странно, если бы я не захотел снова стать собственным издателем, вернувшись к самиздату - несмотря на свои 20 опубликованных книг.

Шестидесятые годы были прекрасным временем в Америке. Но их сейчас превозносят немного больше, чем надо. Я думаю, всегда есть возможность быть в центре современных событий - что бы это ни было и где бы это ни было. Такая возможность есть у каждого из нас: быть репортером и посылать правдивые рассказы с фронта любому, кто хочет знать об этом. Мое представление о свободной журналистике очень простое: она предоставляет нам такие возможности, каких государственные или корпоративные журналисты никогда не будут иметь. Свобода печати принадлежит тому, кто пользуется этой свободой. Самое главное для меня во всей этой истории - не рок-н-ролл, как бы я его ни любил. Это искренность и сила выражения, которая присуща и музыке, и самиздатовским журналам: «We will, we will rock you». Чем больше пресса на Западе становится однообразной и монопольной, тем больше необходимости в журналистской контркультуре. Движение развивается повсеместно, и, наверное, это очень хорошая идея для всех нас, тех, кто занимается этим делом в разных концах света - общаться друг с другом.